Прошел всего месяц, как мы забрали сына из детского дома, а нас уже в шестой раз вызывали в школу. Мы шли с мужем понурые и очень уставшие. «Сколько можно терпеть этот позор?» – стучало у меня в ушах. В первый день в школе он подрался с мальчишками из соседнего детского дома. Причина драки меня просто шокировала. Наш сын подошел к ребятам, когда они уже садились в свой детдомовский минивен и крикнул: «Вы никому не нужны, вы все сдохнете в одиночестве на улице. А у меня есть папа и мама!» Ясное дело, - его побили.
Помню, тогда я спросила у него: «Зачем ты это сделал, ты же сам три дня назад был, как они, в детском доме?» Он опустил голову и ответил: «Мама, прости, я шесть лет ждал этого момента. В школе «домашники» постоянно говорили мне эти слова. Было ТАК больно! Я мечтал сказать так же...»
Когда мы забирали его из детского дома, нас предупреждали, что он очень сложный ребенок, и его не один раз возвращали из семьи. Теперь я понимала, почему. Вот и сейчас мы шли в ожидании очередного скандала. Что ждет на этот раз? Зайдя в кабинет, мы сразу поняли, что случилось что- то серьезное, уж слишком большой педагогический состав был собран для решения нашего вопроса. Тут были завуч, классный руководитель, социальный педагог и даже школьный психолог. Я внутренне вся съежилась, готовясь к очередным «пощечинам». Строгим тоном начал говорить один из учителей:
- Родители, мы вынуждены сообщить, что вашей семье грозит проверка. Ваш сын рассказал, что он страшно страдает, живя у вас. Вы кормите детей только сухими макаронами и никогда не бываете дома. Избиваете их и морите голодом. Он просится обратно в детский дом, но вы не пускаете. Это серьезное обвинение».
Я стояла, не шевелясь и не дыша, как после удара молнией. Хорошо, что рядом был муж. Он сдержанно и спокойно ответил:
- Уважаемые учителя, в таком случае, я думаю, стоит продолжить разговор у нас дома. Проверить содержимое холодильника, осмотреть детей, поговорить с остальными членами семьи.
В разговор вступила социальный педагог и спокойно сказала:
- Уважаемый папа, мы не первый год знаем вашу семью и были у вас дома. У нас есть подозрение, что ваш сын врет. Но вот зачем? Дальше я ничего не слышала, я просто выбежала на улицу осознавая, что сейчас мне станет плохо. Сердце быстро билось, в голове стоял шум. Мысли набегали одна на другую, как волны. Что сейчас будет? Проверки. Досмотр детей. Беседы с соседями. Господи, как же стыдно. Мы, порядочные люди, взяли этого пацана, чтобы просто подарить ему любовь и показать другую жизнь. А он так порочит нашу семью. В этом растерянном состоянии я подошла к машине, где сидели виновник моих проблем и старшая дочь, выросшая с этим сорванцом бок о бок в детском доме. Я села в машину. Он рыдал. Просто сидел и рыдал, повторяя одно и тоже: «Мама, прости… Прости меня, мама… Не отдавай в детский дом... Я больше не буду. Умоляю, прости, мамочка…» И снова в рев. Какое-то время я сидела молча. Пустота внутри. Бессилие и пустота, как-будто всю выпили. Я повернулась и спросила:
- ЗАЧЕМ?!
Ответ был настолько неожиданным, что я не сразу его поняла.
- Мама, прости, я так сильно хотел «Сухарики...»
Я выскочила из машины, понимая, что от возмущения и эмоций меня сейчас просто разорвет. В голове рой мыслей: «Сухарики он хотел?! А он вообще подумал, что дальше будет после его поступка? Из-за каких-то сухарей он может всю семью погубить!» Из машины быстро выбежала дочка. Она обняла меня сзади крепко-крепко и стала быстро говорить:
- Мамочка, не плачь. Подожди. Только выслушай меня, я тебе все объясню. Ты пойми, он с пяти лет попрошайка. Если он к вечеру в детский дом не приносил необходимую сумму, его просто избивали. А он очень боится боли. И он старался. С каждым днем все лучше и лучше. Ведь суммы были большими, а люди дают с неохотой. Вот он и научился профессионально просить. Ты пойми, он не думал в тот момент о тебе или о папе. Он любит вас и уважает, он благодарен, что вы забрали его из детского дома. Но просто у него нет другого пути в голове. Он захотел сухарики и автоматически пошел попрошайничать. Я, ошарашенная, молча смотрела ей в лицо. Не по годам умные глаза моей дочери блестели от слез. Как это возможно, что подросток показал мне, взрослой женщине, другой мир. Я все видела через призму своего опыта, откуда мне было знать этот кошмар?! Я обняла ее и заплакала. Я все поняла. Больше во мне не было злости, гнева или обиды, не было пустоты и бессилия. Сердце наполняла любовь, огромная, безусловная любовь к моим приемным детям, которых сломали, и мне придется долго и аккуратно их чинить…